"Я тебе благодарна".
- Прежде чем я отведу тебя туда… скажи мне…
- Чтобы понять, - вдруг отвечает она.
- Что понять?
- Тебя. Себя. Мир.
- Разве нужно причинять столько боли, чтобы понять другого? Чтобы понять любимого человека?
Она смотрит на меня, как на ребёнка, который не может осознать простых вещей.
- Боль - это правда, - отвечает она. - Только через боль можно понять мир.
- Что ты городишь…
- Когда тебе больно, с тебя спадает вся шелуха. Всё придуманное тобой, всё наносное, иллюзорное, вся фальшивка. Боль обнажает душу, и ты становишься самим собою. Таким, каким ты был создан, - вздохнув, завершает она. - А теперь идём. Я так устала здесь…
Она берёт меня за руку, я вздрагиваю от прикосновения её ледяных пальцев. Ведёт меня за собой.
Она всегда вела меня за собой. И я бежал за ней - через пространство, насыщенное страданиями, не физическими, но моральными. В конце концов, от меня ничего не осталось. Может, я ободрал с себя всю шелуху, и в итоге оказалось, что я только из этой шелухи и состоял.
Я ненавижу тебя!
Город внезапно закончился, будто нетерпеливый художник стёр его ластиком, и бездна распахнула нам свои объятия.
Мы стоим на краю, и ветер шевелит ее волосы, заволакивает её чёрным дымом. Я осторожно заглядываю в бездну и вижу кипящую лаву.
Что же ты молчишь?
Она смотрит на меня и снова протягивает руку к моей шее. Слёзы блестят в её глазах.
- Ты повесился.
Она не спрашивает, она утверждает.
- Сила не в правде, - говорит она, отвечая на мой немой вопрос. - И не в слабости. Сила в тебе самом, глубоко внутри, под твоими фантазиями, представлениями о самом себе. Выдержишь ли ты самого себя? Или эта сила сломает тебя?
Я хватаюсь за горло, за багровый след, опоясавший шею. Воздух, наполненный дымом, снова душит меня. Я падаю на колени, в жирное пепельное месиво.
- Прости меня, - печально говорит она. - Я верила в тебя, думала, что ты сможешь. Никто не смог, а ты сможешь. Прости меня. Я ошиблась.
Раскинув руки, она наклоняется назад и, сорвавшись с края, летит в огненную пропасть. В объятия истины, которые были ей приятнее, чем объятия любимого мужчины.
Я не могу кинуться следом, слишком обессилел от удушья, слёзы залили моё лицо, и я заваливаюсь набок, теряя сознание.
*
Через немытое больничное окно я вижу, как дворник сжигает опавшие листья. Он ворошит их палкой, и острый запах взметнувшегося дыма проникает сквозь открытую форточку.
Машинально потираю синюшный след на шее.
Мне снились сны, но я не помню ни один. Я помню лишь запах гари, который, кажется, пропитал меня насквозь.
И я помню твои глаза. Горький миндаль. Я не забуду, как когда-то, пока ты была жива, эти глаза смеялись надо мной, как издевались, унижали и кидали меня в грязь. Я хотел всего лишь знать: зачем?
Но я никогда не узнаю твоей правды.
(c)