Я читаю лучшую книгу в своей жизни. Вирджиния Вулф, «Орландо».
Я особенно люблю вечера, когда шторы задернуты и горит только настенная лампа у кресла. Люблю, когда вспоминаю, что нужно купить пакетик миндаля, потому что вечер без миндаля – не вечер, а уж если идет дождь – тем более. Мне нравится, когда в комнате я одна, а вокруг только мягкий свет, огни чужих окон, книги, книги, книги рядами и движение музыки… Иногда мне так не хочется ее отпускать, что я закрываю дверь, ложусь на кровать и слушаю, слушаю ее дивные пассажи. Когда мне становится невыносимо грустно чувствовать, как она, запертая в четырех стенах, мечется по комнате, я немного приоткрываю окно, и мы вдвоем начинаем с каким-то необычно ясным наслаждением дышать иссиня-черным воздухом вечера.
Итак, лучшая книга в мире.
«… Все было иное. Сама погода, холод и жара летом и зимой были, надо полагать, совсем, совсем иного градуса. Сияющий, влюбленный день отграничивался от ночи так же четко, как вода от суши. Закаты были гуще; красней; рассветы – аврористей и белей. О наших сумерках, межвременье, о медленно и скучно скудеющем свете не было тогда и помину. Дождь или хлестал ливмя, или уж совсем не шел. Солнце сияло или – стояла тьма. Переводя все это в область метафизики, как водится у них, поэты прелестно пели о том, как вянут розы, опадают лепестки. Миг краток, они пели; миг минует; и долгой ночью все уснут. Ухищрения теплиц и оранжерей ради сохранности летучих лепестков и мигов – были не по их части. О вялых затеях и половинчатости нашего усталого и сомнительного века они понятия не имели. Во всем был напор. Цветок цветет, вянет. Солнце встает, заходит. Влюбленный любит, бросает свой предмет… »
«…наконец, предоставили его самому себе, вынеся вердикт, что он спал в течение недели.
Но если это был сон, то – трудно удержаться от вопроса – какова природа подобных снов. Быть может, это оздоровительное средство – состояние забытья, когда самые мучительные воспоминания, способные навеки искалечить жизнь, сметаются темным крылом, которое их очищает от грубости и наделяет, даже самые низкие, самые уродливые из них, свечением и блеском? Не накладывает ли смерть свой перст на жизненную смуту для того, чтобы та сделалась для нас переносима? Быть может, мы так устроены, что смерть нам прописана в ежедневных мелких дозах, чтобы одолевать трудное дело жизни? И какой-то чуждой, неведомой властью преобразуется драгоценнейшее в нас помимо нашей воли? Быть может, Орландо, не снеся своих страданий, на неделю умер, а потом воскрес? Да, но что такое тогда смерть? И что такое жизнь?... »